14. Чашка кофе на столе
В то время мне написал один интересный фотограф – Андрей Кудряшов. То, что он интересный, я поняла только при встрече, потому что фотографии свои в сети он не публиковал принципиально, и как ему удалось вытащить меня на встречу, я не помню. Впрочем, мы договорились встретиться пообщаться в людном месте на Кропоткинской, поэтому было не страшно. Мы немного прошлись по бульвару, потом он пригласил меня в свою машину показать свои отпечатки, не похожие на те привычные для меня машинные принты на дешёвом пластике. Они были на какой-то «настоящей» бумаге, на матовой, её было приятно держать в руках. А содержание этих фотографий было удивительным для меня, привыкшей к дешёвому ширпотребу, поверхностному изображению женщины и её чувств на фото. На фотографиях Андрея фигурировала одна и та же женщина, как я помню, с чёрными волосами, обнаженная, не позирующая, ничего не пытающаяся сыграть, или покривляться как-нибудь оригинально, но прекрасная в своей естественности и спокойствии. Андрей сопровождал показ отпечатков лекцией о том, что природа создала женщину прекрасной, а подавляющее большинство фотографов её просто уродует. Да и сами женщины себя уродуют, идя на поводу у стереотипов, навязанных рекламой, выщипывая брови, брея лобки, нанося тонны косметики на лица, не говоря уже об остальном.
Потом он повёл меня в книжный магазин на Тверской. Он показывал мне большие альбомы с разными фотографиями классиков, в основном это были чёрно-белые фотографии и на них тоже женщины не кривлялись и не позировали. Я не запомнила, каких именно фотографов он показывал, но помню точно, что для меня это было нечто совершенно новое, неведанное раньше. Фотографии были, словно кино, с какой-то скрытой историей, драмой, в отличие от фантиков, которые я видела в интернете, в основном.
Мы договорились с ним, что я не буду брить лобок и выщипывать брови. Мне самой жутко было интересно у него оказаться в кадре, пойти в совершенно новый для меня опыт. Он сказал, что полностью волосы на лобке отрастают за 2 месяца, так, чтобы можно было увидеть, какой создала тебя сама природа. Я расстроилась, что так долго, но твёрдо решила сделать это.
Не помню, как на это вначале отреагировал Саша. Но меня на какое-то достаточное время хватило, может на месяц. И где-то в конце лета мы с Андреем выбрались на тестовую съемку (на цифру) в Замоскворечье. Он снимал меня у каких-то старых интересных зданий, около какой-то трубы, показывая потом на превью фотоаппарата, что получается, объясняя, как интересно индустриальные линии сочетаются с естественными линиями моего тела. А через день после съемки он пишет, что случайно форматнул флешку, на которую снимал, но пробует восстановить изображения. В итоге, как я понимаю, он так и не смог восстановить картинки и куда-то пропал. Но это не точно, что пропал именно из-за этого… Может он почувствовал, что я сама не готова к этому опыту. В любом случае, я ему очень благодарна за просвещение и расширение для меня границ искусства.
В это же время помню очередной виток спирали ссоры-примирения с Сашей, когда он по телефону потребовал от меня побрить киску наголо. Мой небритый лобок настолько его бесил, что всё остальное он мне простил, как мне казалось.. И я пошла ему навстречу. Он приехал и трахнул меня прямо на лестничной клетке.
А потом была очень странная встреча у меня дома, когда родителей не было. Не помню, как она началась, но помню такой момент, что он заставляет меня залезть на моём компьютере на почту и написать сообщение А. Скорее всего сообщить ему о том, что между нами всё кончено и чтобы больше мне никогда не звонил и не писал. Забавная картина: я пишу письмо А., Саша сторожит и контролирует меня, или уже даже он сам ему пишет с моей почты от моего имени, собираясь отправить сообщение, и тогда я резко сшибаю со стола чашку с кофе, чтобы отвлечь Сашу, и резко вырубаю питание компа из розетки. Саша берёт меня, сажает на этот стол и «насилует» типа. Я притворяюсь, что страдаю, сопротивляюсь и плачу, хотя внутри мне было весело. Я не знаю, понимал ли он, что я играю, а не страдаю по-настоящему. Потом он перебирается со мной на кровать, продолжает своё дело, и снимает ещё это на телефон. И угрожает, что отправит сейчас это видео А, если я что-то не сделаю, не помню, что именно. Я поддаюсь его угрозе и иду на поводу, не знаю зачем, потому что мне похуй, что он отправит откровенное видео моему любовнику. Видимо, мне интересно посмотреть на сашину реакцию. А может, потому что я инстинктивно вела с Сашей игру, запутывала его, чтобы вводить его в заблуждение, дабы он не ввёл в заблуждение и не запутал в очередной раз меня, сделав по-настоящему больно. Уж лучше изображать боль, но наслаждаться внутри себя, чем по-настоящему её испытывать и страдать.
Поэтому я изобразила, что страдаю. И когда он уходил, клянясь и уверяя, что навсегда, я плакала, но слёзы эти были моей игрой. Видимо, он это уловил, поэтому с ненавистью ударил меня по левой щеке так, что я отлетела от его ладони вбок, ударившись головой о стену коридора справа. И тут мне стало действительно больно, страшно, обидно. Обидно за свою маму и за своего брата, которые меня, я знаю, очень любят, как бы мы не ссорились когда-либо. Страшно за то, что игра зашла слишком далеко, что я уже давно не контролирую всего этого, но обманываюсь иллюзией, что смогу его переиграть. Больно… больно просто от того, что он уходит и я его уже после этого не смогу вернуть, потому что не хочу дальше предавать свою семью, которая меня любит, в отличие от Саши, поэтому мы больше не увидимся никогда. Саша и сам заявил, что это уже было последней каплей, хотя могла ли я ему верить после всего, что было до этого, после бесчисленных примирений несмотря на блеф? Но я поверила, как ни странно. Но в этот раз убедила сама себя, что это последняя капля, и я больше к нему не попрошусь сама, как бы меня не тянуло, я буду сопротивляться всеми силами и карабкаться, чтобы жить.
Я ему сказала: «Но ведь ты мог просто убить меня! Я ударилась головой о стену, а удариться можно насмерть, если удар, даже слабый, придётся на какие-то очень уязвимые участки головы!» Он на это ответил: «Физическая смерть ничто в сравнении со смертью души». Эти слова тоже меня отрезвили и я была настроена решительно с этим всем завязать. До этого он как-то говорил мне по телефону: «Когда-нибудь ты поймешь, что совершила, и тебе станет по-настоящему больно, но будет уже поздно».
А ещё я подумала о детях, которые могли бы родиться у нас, если бы он, скажем, имел неосторожность - случайную или неслучайную. Мне стало больно за ребёнка, на глазах которого бы папа ударил маму так же, как Саша ударил меня только что. Я представила себя этим ребёнком и мне стало невыносимо больно за этого малыша, за его чувства к маме. Какой бы тварью она ни была, а ему было бы больно за неё очень, потому что он бы её очень любил несмотря ни на что, она для него была бы всем на свете, как для меня в своё время была моя мама.
Что касается детей, то ещё стоит написать о том, что Саша был не прочь, чтобы я родила от него. Ещё в начале весны у меня была задержка, я так испугалась, отрицательному тесту на беременность я не доверяла, поэтому пошла на УЗИ. Слава Богу, что всё было в порядке! Мне бы не хватило духу сделать аборт. И я звоню Саше, радостная такая заявляю, что я не беременна, что можно спокойно вздохнуть, думала и он вздохнёт с облегчением, ведь я постоянно разочаровываю его. Но он сказал: «А почему ты так радостно об этом говоришь? Разве не радостью был бы ребёнок у нас?»
Взрослые люди могут играть в какие угодно игры, могут быть в чём угодно виноваты и наказывать друг друга, но почему от этого должно страдать невинное существо?