Освобождение
Зачем всё это пишу, выворачивая душу наизнанку? Если хоть одна душа спасётся от подобной западни, то всё не зря. Моя же душа и так уже погублена, так что мне терять нечего. А освободиться есть от чего, я чувствую.
Через ещё какое-то время моего заточения я услышала в противоположной стороне от двери какой-то шорох и скрип. Там вообще была какая-то странная загадочная ниша, я её давно уже созерцала, и вдруг в этой нише отошел кусок стены и какой-то человек стал влезать ко мне в камеру. Влез он не весь, это оказался Валера из хозактива (из фильма "Саша и Валера"). Он сказал что-то вроде: иди сюда скорее, надо выбираться отсюда. Не помню, как именно, но с его помощью я как-то влезла в эту дыру и через какое-то короткое время оказалась на свободе, во дворе киностудии. Был глубокий вечер или ночь, двор освещался фонарями. У меня настолько было помешано сознание, что когда я увидела табличку студии «Phenomen Films», это стало для меня весьма приятной неожиданностью. Мы же тут кино, понимаете ли, снимаем, а я уже почти поверила, что меня по-настоящему судить собираются и мне придётся оправдываться. Всё это игра, с восторгом подумала я, посмеявшись над эмблемой феномена – трое чуваков сидят в ванной (видимо, это отсылка к «Мечтателям» Бертолуччи). Плюс ещё какая-то странная эйфория меня охватила от мысли, какие интересные методы используют люди в кинематографе и радость от того, что я к этому причастна. Эти ощущения и мысли проносились у меня внутри, пока Валера вёл меня за руку куда-то. И вдруг он ввёл меня в какое-то жутчайшее помещение, где было много кроватей и сидели другие рабочие хозактива. Я, мгновение помедлив, вылетела оттуда пулей. Прошлась по улице, перевела дух, и стала подумывать, что дальше делать: «Сбежать в город? А какой смысл? Если вообще бежать отсюда, как советовал добрый «кагэбэшник», от этого безумия, то вполне можно с гордым видом зайти на студию, забрать сумку, попричитать там им всем, потребовать, чтобы купили мне билет обратно, раз они сами всё это заварили. Но с другой стороны, как же всё это интересно и захватывающе!» - не успела подумать я, как уже меня, сидящую вольно на лавочке, обнаружил злой «кагэбэшник» и повёл обратно в тюрьму. Там я узнала (скорее всего, от доброго охранника), что это лично Илья дал указания накормить нас кашей. Не сомневаюсь, что устроить побег это он попросил Валеру, чтобы проверить меня. Уже была глубокая ночь, прошло много времени с нашего ареста и, наконец, следователь приехал, переоделся в советскую одежду, и нас с Настей сводили на допрос к нему. Он был большой и толстый (впрочем, я его не так хорошо запомнила, как доброго кагэбэшника), и когда я рассказала ему, что мы с Настей заговорили про отдел «Ъ» специально, чтобы отделаться от приставаний Трифонова, он сказал такую фразу: «Надо было пепельницей по голове дать этому Трифонову». Потом я писала объяснительную записку с его помощью. Он рекомендовал мне никогда в таких случаях не оставлять пустые места в заявлении, чтобы никто потом не смог там что-нибудь дописать. В общем, он будто был на моей стороне и проникся ко мне пониманием, как я помню. Жаль, что я очень мало запомнила из той беседы, не придав ей особого значения, ведь это оказался практически главный персонаж вселенной "Дау", каковой она является на сегодняшний день. А я, сколько его ни видела в Институте, никогда не обращала на него внимания, даже не особо заметила, когда он стал директором Института в конце моего пребывания там и конце существования Института. Что говорить, Тесака я тоже не особо замечала.
Очень скоро после этого нас с Настей выпустили. И мы шли вдвоём, обнявшись, и хохотали на всю округу. Вера, увидев эту картину, прихуела, тоже смеялась, и сказала: «Обалдеть, они всю ночь в тюрьме просидели и теперь ржут, как ненормальные». Светало, была уже не тёмная ночь, а голубой режимный свет. Когда входили в студию с Настей, она говорит: «Я тебя забираю отсюда, сейчас мы поедем ко мне». А когда разошлись по разным помещениям костюмерной, меня, прежде чем я начала переодеваться, поймала Вера и настояла, чтобы я немедленно шла в Институт. Мне дико хотелось спать, и не было сил думать, и я подчинилась, хотя была в тапочках, без сумки и пропуска, пропуск мне быстро сделали другой, временный. Обувь, наверное, тоже, не помню. По дороге я встретила Олю (заведующую буфетом), элегантно одетую, с изящным мундштуком закуривающую сигарету, которая прожила года 2 в Институте, она подъебнула меня, что я была в тюрьме. «Ну вы даёте, девочки. Вам повезло, что сейчас 56 год. Вот если бы это случилось несколько лет назад, вас бы увезли и больше вас никто не видел бы» - произнесла, отчеканивая каждое слово. А ещё рядом оказался учёный физик Алексей Блинов, который заметил: «А, так вас отпустили… А мы уже приготовили … для пыток» (что именно они приготовили, я не расслышала).
Когда пришла в Д2, уже было совсем светло, а я не сразу легла спать, походила по квартире, смакуя уединение и «свободу». Д2 в этот раз мне показался курортом с бассейном. Я приняла ванную и юркнула под одеяло.
В один из последующих дней Настя всё же пришла в Институт, хотя я ожидала, что она больше не вернётся. Она была в сером костюме с юбкой и бежевой красивой блузке. Тогда была фиксация (киносъемка). Было какое-то собрание партии у них там. И Настя вышла оттуда в расстроенных чувствах, хотя её снимали. Именно для того её и довели, чтобы выжать нужную эмоцию для бесконечной киноэпопеи страданий, коллекционируемых Ильёй. Она была не на шутку расстроена, едва не плакала, как помню, её отругали прилюдно и уволили.
А вообще, мы эти события в Институте с ней не обсуждали, не говорили ни про тюрьму, ни про домогательства Трифонова. А ведь получается, что я, описав следователю всю правду, написала на неё «донос» (интересно, сколько раз во всех своих бесконечных интервью, которые раздаёт с 2019 года, произнёс это слово Илья). И, несмотря на это, Настя очень хорошо ко мне относилась потом. Она звала к себе в гости постоянно, и я к ней сбегала переночевать и отдышаться от всего того моего персонального ада, что устроили мне на проекте, а также она мне несколько раз показывала красоты Харькова.