Шантаж

Итак, спускаюсь дальше в собственный ад прошлого, чтобы его осмыслить, а потом выдавить из мозга яд когнитивного диссонанса. Все эти дни я появлялась в студии задолго до вечера затем, чтобы не тратить свои деньги на еду, а питаться там, в буфете (ещё современном) бесплатно. Там бывали очереди, случалось, что еда ещё была не готова, и нужно было ждать, в первую очередь там обслуживали самых вышестоящих в какой-то их иерархии, а потом уже остальных, но в принципе я не голодала. Даже кофе вкусный пила, а это для меня было важно, если рабочий день начинается с кофе, то всё не так грустно в жизни. Про договор я не помню, какая там договорённость была, но наверняка мама по телефону меня терроризировала этим – ты составила с ними договор? Когда зарплата, когда отпуск, и т.п., расспроси и уточни это всё обязательно, постоянно звонила и требовала, чтобы я звонила сама, на ответ, что я не могу брать телефон с собой на территорию, она саркастично замечала: «А в трусы они вам тоже заглядывают?» Меня напрягали не столько трусы, сколько необходимость отчитаться перед мамой и успокоить её.

На следующий день после первой «фиксации» (этим словом в «словаре сотрудников института» было заменено слово «киносъемка») вечером я уже была у нас с Ирой дома после посещения студии, потом позвонила Инна и сказала собираться на съемки, потому что кастинг домработниц для Дау продолжается, и за мной скоро приедет машина. Я была в предвкушении. Перед этим я уже, кажется, видела несколько раз проходящего по студии именитого оператора Юргена Юргеса, к которому мне посчастливилось попасть в объектив кинокамеры. Я с ним здоровалась, он в ответ тоже здоровался с почтительным видом и наклонял голову. С Ирой говорили о нём, она сказала, что он работал с такими режиссёрами, как Вендерс, Ханеке, Фассбиндер. Я ещё не знала эти имена и только в последующие годы посмотрела фильмы этих режиссёров, которые высоко оценила, особенно «Страх съедает душу» Фассбиндера и «Небо над Берлином» (обе части) Вима Вендерса (вторую часть снимал как раз Юрген). Ещё меня впечатлил фильм Ханеке «Пианистка», не на шутку впечатлил и кое-что перевернул в моем восприятии, хотя смотреть было очень неприятно. Впоследствии, во всей этой сумасшедшей, якобы «киношной» суете, Юрген был для меня лучом света в тёмном царстве. И то, что он иногда снимал на плёнку, было оправданием какого-то моего безумного существования в тех жутких местах. Съемка на кинокамеру стала для меня наркотиком. Чем больше я снималась, вернее меня снимали, моей воли в этом не было абсолютно, тем больше мне хотелось ещё и ещё, как можно больше.

Меня сводили с ума мысли о том, что именно они возьмут при монтаже из отснятого материала, какие именно эпизоды, и что, и как из них вырежут, как смонтируют, а главное, как втиснут это богатство во всего-лишь 2 часа фильма, который они с гордостью планируют представить на Каннах в следующем году. Эта загадка сводила меня с ума тем сильнее, чем больше я понимала, насколько дохуя они снимают и по времени, и разных людей, и разные ситуации, в которых меня не было. Но я всегда доверяла Юргену Юргесу, если он участвует в этом безумии, значит оно того стоит.

Так вот, в этот вечер, о котором пишу, нас трёх отобранных кандидаток в домработницы пригласили на вечер к Дау, который он проводил с его подругой детства, навестившей его на пару дней. Не помню, сколько мы там пробыли, но не очень долго, и скоро нас спровадили. То, что уже вышло и доступно в интернете, в принципе даже нет смысла описывать, и добавить к тому, что есть на экране, особо нечего. Всё тогда крутилось вокруг Марии и Дау, а мы просто создали небольшой фон для их отношений в кадре. Но я снова там переодевалась в какую-то другую уже летящую сорочку, а потом обратно, и познакомилась получше ещё с двумя девушками – Настей (на ней я ещё подробно остановлюсь) и Катей. Когда нас гримировали, Катя рассказала, что Илья – ученик Марлена Хуциева (что снял «Июльский дождь», к примеру). Мы сделали небольшую перестановку, что-то быстро приготовили, кажется, посидели все вместе за столом, выпили, закусили (особенно я, изображая голодную советскую девушку, дорвавшуюся до еды). И просьба Дау ко мне произнести тост застала меня с набитым ртом, я долго-долго пыталась пережевать и проглотить то, чем набила себе рот. Алексей же, который тоже был в нашей компании, который по сюжету это всё и организовал, заметил мне, что когда чёкаешься, нужно смотреть глаза в глаза. Я так и делала потом и отметила, что его глазки хитрые, без всякого стыда. Сама я тоже улыбалась и была восхищена созданной атмосферой.

А на следующий день всё было интереснее в моей судьбе и судьбе моего злосчастного персонажа. Илья где-то подловил меня и заговорил со мной. Он спросил: «Аня, как вам товарищ Дау, понравился?». Я сказала весело: «Очень понравился!» «А товарищ Трифонов?» «Пока не поняла». Сказал, чтобы при случае я рассказала Алексею Трифонову о том, о чём говорила ему самому когда-то на кастинге, что мне нравится подчиняться – это какое-то моё иррациональное пристрастие. Я не спрашивала «а зачем?» и не возражала. Раз сказал режиссёр, значит так надо.

Вновь подготовка, переодевания, и вот я в сиреневом платье и с сумкой 50-х годов, а также с какой-то выданной мне бумагой с описанием инструкции вхожу на территорию Института. Сажусь на лавочку и читаю эту бумагу, ожидая своей очереди на дальнейший отбор. И в этой бумажке написано такое: Каждая комсомолка должна быть всегда готова удовлетворить учёного, который занимается важным делом для Родины, таков был смысл того, что было расписано на целый лист. Даже иллюстрация какая-то была. Я подумала: «ну-ну». И это после того, как Илья меня спросил, нравится ли мне каждый из этих героев. Мне было уже страшновато представить, что будет дальше. И в то же время, азарт ещё только усилился (хотя дальше уже казалось некуда). Через недолгое время меня позвали в Д1. Это квартира, где живут учёные, по объему и площади в целом она такая же, как квартира Дау и Норы, но поделена на много-много маленьких комнат, в каждой была кровать, или две кровати. В одну из них меня и пригласил Трифонов тем временем, как команда операторов из трёх человек в чёрном это снимала. Там был накрыт небольшой стол из темного дерева, стояли две мороженницы с мороженым, шоколадка и может ещё что-нибудь. Многое из воспоминаний того разговора выветрилось, но прекрасно помню, как я набросилась на мороженое, а он, между тем, спросил, прочла ли я памятку, которую мне вручили, и согласна ли с написанным. Я сказала, что готова удовлетворить Дау в любой момент, потому что люблю его, и я обожаю подчиняться мужчинам, которых люблю. «Кстати, где сам Дау, он придёт? Позовите его, пожалуйста!» Я убедила себя, что всё под контролем, мы с Трифоновым не где-нибудь в подворотне на окраине города, а на съемках фильма с продюсерами и съемочной группой из разных стран и все вокруг адекватные (разве только сам Трифонов разошёлся, это всегда меня забавляло). Перед этим ещё, не помню, в какой именно день, Вера и Илья проявили верх заботливости о своих сотрудниках, когда позвонили кому-то из нас с Ирочкой и застали нас ночью гуляющими по Ботаническому саду в городе Харьков. Мы вели расслабленный разговор, говорили о жизни, переводили дух можно сказать. А Вера отругала нас, что они очень за нас переживают, потому что, мол мы отвечаем за вас и если с вами что-нибудь случится, то как вы себе это представляете! Ну да, не зря всё-таки машины нас развозили по домам в тёмное время суток.

Но вернусь в Д1 в комнату Трифонова в тот летний вечер. Алексей заинтересовался, когда я сказала слово «подчиняться» и приказал «раздеться». Я разделась, улыбаясь при этом и дразня его своей весёлостью и готовностью это сделать без смущения. Спросил, сколько у меня было мужчин. «Сядь на кровать». Он подошёл ко мне, обнаженной, сидящей на кровати, и слегка надавил своим торсом так, чтобы я вперилась ему в то место, где у него находился член, ставшим твёрдым и ему явно было тесно в советских штанах. Трифонов был омерзителен. «Вы же сами согласились с тем, что написано в памятке» - с укоризной сказал тот. Я чуток растерялась, даже посмотрела в сторону операторов на мгновение. Но быстро вернулась вниманием к Трифонову: «Я же сказала, что я люблю Дау, я не могу изменить своей любви. Для него, для его успешной благородной работы я готова сделать всё. Только для него, а не для вас и других учёных». Он больше не стал на меня физически давить, но пытался давить эмоционально: «Ну ведь вы понимаете, что вы должны исполнять ВСЁ, удовлетворять потребности не только Дау, но и учёных, которые с ним работают и его поддерживают, иначе вас не примут СЮДА? Вы же проявляете эти буржуазные штучки, вы понимаете? ЗДЕСЬ они не пройдут». Я уже не играла роль, а всерьёз с грустью спросила: «Что, прям меня отправят домой окончательно?» Он подтвердил и сказал подумать хорошенько. Я сидела голая на его кровати и думала, а он чуть в стороне стоял или ходил. Пауза затянулась. Я действительно задумалась, хотя меня и снимали, что вообще здесь происходит и что мне делать. И взвесила: если меня действительно вышвырнут из проекта за то, что я не отсосала Трифонову, то нахуй тогда этот проект. Решено, подумала я, и сказала: «Нет, я всё-таки люблю Дау и буду ему верна. Пусть меня выгоняют, но я не изменю ему». Алексей понял и расстроился от этих слов, приказал одеваться. Одеваясь, я отломила кусок шоколадки, лежащей на столе, прикидываясь бедной голодной советской девушкой, которая уже нескоро сможет поесть. «Шоколадку забирайте». Я убрала её в свою, вернее своей героини советскую потёртую сумочку. Он что-то строго говорил мне про то, что я слишком закрепощена и это не принесёт пользу мне самой. Потом проводил меня до аутентичной, выглядящей, как новая, красивой советской машины, посадил меня в неё, сказал водителю, чтобы отвёз «в контору» («контора» на языке этого их новояза – это современные офисные помещения, отделённые от декораций пунктом досмотра двумя кагэбэшниками. Я была настроена решительно не поддаваться эмоциональному шантажу, то есть не делать то, что для меня неприемлемо в жизни. После меня к Трифонову в гости последовала другая кандидатка, либо Катя, либо Настя, не помню. А меня рядом со входом в контору перехватила Вера и, глядя восхищенными глазами на меня, сказала: Ты молодец! Вот это ты классно придумала! «Люблю Дау», ну надо же! Тогда переодевайся пока в современное, а потом Илья ещё с тобой поговорит насчёт дальнейшей твоей линии.

У меня тут же отлегло на душе после этих слов и Вера, конечно, не могла это не увидеть.

 

П.С. Прикреплю и в этот раз картинку, но иллюстрирует она эпизод в предыдущем посте.